-Что у тебя там, - кричит он и вырывает саквояж у нее из рук.
Саквояж падает и раскрывается, из него во все стороны разлетается знакомое ему кружевное белье. Платье Муры впопыхах надето на голое тело.
-С кем ты была? – он наотмашь бьет ее по лицу. Она падает и распадается на части, словно картонный манекен, - руки и ноги отдельно, голова катится по мостовой, как мячик...

Герберт Уэллс проснулся вне себя от возмущения и ненависти. Вглядываясь в ночь, он снова и снова перебирал в памяти мельчайшие подробности того, как обманула его возлюбленная Мура Будберг. Она говорила, что ездит в Эстонию навестить детей, а вместо этого отправлялась в Москву к Горькому, с которым ее связывали близкие отношения. Выяснилось это случайно: проговорился один из общих московских знакомых. Мура уверяла, что ее отношения с Горьким строятся исключительно на духовной основе, но в таком случае, зачем же она лгала? По мнению Уэллса, если они с Мурой – любовники, то это предполагает правдивость и самоотдачу. Они могли бы вместе приехать к Горькому в Москву, Мура помогла бы Уэллсу в качестве переводчицы, и все было бы хорошо. Вместо этого Мура отказалась ехать с ним, пустилась в объяснения, что, якобы, в России ей нельзя появляться, ее могут сразу арестовать.

Но даже если ее отношения с Горьким не замешаны на сексе, то они настолько интимны по своей природе, так пронизаны чувством, что в ее сознании оба они – Уэллс и Горький – вместе не уживаются. Похоже, что Мура не могла выбрать одного из них. Она любила обоих. По своей натуре она была такова, что не упускала никого, кто попадал в сферу ее интересов. И ей приходилось сочетать одного с другим, увиливая и обманывая. Она всегда следовала своим желаниям, позволяя себе мелкие предательства, не опираясь на мораль. Скрываться под маской – одна из основных задач ее жизни. Ей необходимо было быть «звездой», это требовало постоянных махинаций, интриг, лести и самообольщения.

Как люди обычно объясняют то, что логическому объяснению не поддается? Им гораздо проще думать, что поступки Муры обусловлены какой-то нормальной причиной. Например, шпионажем. Тем более, что Мура старалась вовсю, чтобы ее всегда окружал ореол таинственности и мифа. С ранних лет до старости она строила свой миф, который помогал ей жить. И если мы читаем мемуары знавших ее людей, то там она предстает в основном такой, какой она хотела бы выглядеть в их глазах. Даже самые близкие люди часто не знали, где она живет, с кем, куда ездит и зачем, у кого гостит.

 

Она говорила по-русски с английским акцентом, который искусственно усвоила, и в своей речи буквально переводила с английского и французского идеоматические выражения. « Эта женщина – шпионка, лесбиянка и выпивоха - очень опасна», — в ужасе сигнализировала московская резидентура английской разведки. В Москве ее считали тайным агентом Англии, в Эстонии – советской шпионкой, русские эмигранты во Франции думали, что она работает на Германию, а русские эмигранты в Англии были уверены, что она агент Москвы.

 

Директор архива А.М. Горького В.Барахов наводил справки в архивах Лубянки. Там нет никаких свидетельств о том, что Мура работала на советскую разведку. Она не была супершпионкой и отравительницей Горького, какой ее пытаются представить некоторые исследователи. Писательница Лариса Васильева отважилась напрямую спросить Муру о знаменитой коробке ядовитых конфет, якобы присланной Горькому Сталиным. В своей обычной иронической манере Мура ответила: «Я сама кормила его этими конфетами и наслаждалась предсмертными муками".

 

Дом Горького был наводнён агентами ОГПУ, и для того, чтобы уничтожить вождя пролетарской литературы, не стоило вызывать из Лондона сомнительную даму, иностранную подданную. Михаил Булгаков, посетив горьковский особняк, говорил жене: "Там одно большое ухо". Из свидетельств очевидцев хорошо видно, что смерть писателя была вызвана естественными причинами и полностью соответствовала течению болезни. Не могли же все свидетели сговориться. Общительная Мура несомненно играла роль осведомительницы, - Горький прямо называл ее «мой информатор»- а также была и профессиональной поставщицей "куда следует" сведений об умах и настроениях. Но не более.

Мура не оставила после себя мемуаров, хотя такая книга могла бы стать бестселлером. Говорят, незадолго до своей смерти она сама подожгла трейлер со своим архивом, хотя она утверждала, что все ее бумаги пропали в Эстонии. Кто хочет, может в связи с этим сделать вывод, что Мура опасалась «засветиться». Зачастую же не разведка какого-то государства, а сама Мура плела вокруг себя таинственные сети, в которые сама то и дело попадалась. А когда попадалась, пожимала плечами, улыбаясь своей кошачьей улыбкой, и ничего не объясняла.

«Беззаконная комета» - так звучит пушкинская метафора из стихотворения, посвященного Аграфене Федоровне Закревской, которую Мура выдавала за свою прабабушку. Такой «беззаконной кометой» промелькнула и Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг в пространстве двадцатого века.

Происхождение Муры – мифы и реальность

Первый миф Муры - биография. Она утверждала, что ее отец был сенатором и членом Государственного совета в Петербурге, что Пушкин и Вяземский посвящали стихи ее прабабушке. Горький и Ходасевич обожали слушать из ее уст фантазии про ее «благородных предков». Она рассказывала, что училась в Кембриджском университете. На самом деле она была дочерью сенатского чиновника, не имевшего отношения к графу Закревскому, женатому на Аграфене, героине стихов Пушкина.

 

Первый муж Муры, Иоанн Бенкендорф, николаевскому шефу жандармов приходился очень дальним родственником и графского титула не имел. Кембриджский университет в то время, когда могла там учиться Мура, женщин не принимал. В действительности Мура, по одним свидетельствам, училась в Кембридже одну зиму на курсах английского языка, а по другим – никогда там вообще не училась.

 

Мура придумала, что перевела 60 томов книг, и этого тоже быть не могло, за всю жизнь она перевела не более двадцати.

Отец Муры, Игнатий Платонович, был человеком импульсивным и безрассудным, уверенным в своих возможностях. Он владел большим имением на Полтавщине. В семье росли сын и три дочери. Мура была любимицей семьи. Отец ставил ее перед гостями и велел декламировать стихи. С этих пор Мура обожала аплодисменты и восхищение.

 

Мать всю любовь перенесла на Муру, не обращая внимания на других своих детей. Мура была в огромном поместье превыше всего. Ее прихоти выполняла армия слуг. Когда Муре исполнилось 17 лет, она поехала в Берлин, где жила ее сестра. Там в российском посольстве Мура встретила своего первого мужа – Иоанна Бенкендорфа, прибалтийского немца.

 

Мура вышла замуж без любви, ничего не зная о требованиях, предъявляемых браком. Она не привыкла что-то отдавать взамен того обожания, которым пользовалась. Ее привлек брак с дипломатом. Это давало ей возможность вращаться в избранном обществе. У Муры родилось двое детей – Павел и Таня, «потому что принято иметь детей».

 

 Не смотря на начало первой мировой войны, Мура блистала в обществе вплоть до 1917 года. Обеспеченные люди мало верили, что грядет крах. Хаос и гражданская война охватили Россию. Кто убежал, кто был сослан, кто убит. Революция приближалась к Эстонии, где находилось поместье Бенкендорфов. Иоанн решил, что ему надо ехать и присмотреть за имением. Мура собиралась последовать за ним вместе с детьми и матерью. Вся семья поехала в Эстонию, но Мура осталась в Петрограде, объяснив это тем, что приедет, как только устроит больную мать. В это время Мура поддерживала дружбу с сотрудниками Британского посольства в Петрограде. На вечеринке в честь дня рождения одного из сотрудников Мура встретила дипломата Брюса Локкарта.

С Локкартом

Локкарт был обаятельным, остроумным, полным жизни. И самое главное – он любил и понимал Россию. В России он выполнял тайную миссию. Шел 1918 год, и он добивался того, чтобы мирный договор между Россией и Германией не был заключен, поскольку это соглашение ставило под удар все военные успехи союзников. Для этой задачи объединились дипломаты и разведчики разных стран. Но в историю это событие попало под названием «заговор послов» или «заговор Локкарта».

Локкарту Мура показалась «русской из русских». Ей было 25 лет, ему – 32. В Лондоне у него осталась жена. Локкарт уехал в Москву, и Мура последовала за ним и поселилась в квартире Британской миссии. В России на их глазах происходили великие события, сама атмосфера способствовала безрассудству. Надо было брать от жизни все, а завтра – хоть смерть. Локкарт научил ее воспринимать революцию как событие, имеющее мировое значение. Прежде Мура, как и все женщины ее круга, чей путь предначертан от рождения, была защищена. Ее ум и чувства спали. Мура могла вполне счастливо прожить всю жизнь с Бенкендорфом, но Локкарт открыл ей новый мир. Ее взгляды расширились.

Путешествовать в такое время было крайне опасно, поезда в Эстонию, где находились дети Муры, не ходили, почтовой связи не было, и тем не менее Мура покинула Локкарта и поехала в Эстонию. Зачем? Не поехала ли она не к детям, а еще куда-то с загадочным заданием, как предполагает Нина Берберова в своей книге «Железная женщина»? Вовсе нет. Из писем Муры Локкарту, сохранившихся у ее дочери, ясно, что она была беременна и хотела провести несколько недель с мужем, чтобы потом узаконить ребенка. Ради этого она рисковала жизнью на дорогах войны. После этого она была готова уступить мужу детей, получить развод и отправиться за Локкартом на край света. Десять дней Локкарт был на грани полного отчаяния, беспокоясь за Муру. «Теперь мне было все равно, - писал он позже, - только бы видеть ее, только бы видеть. Я чувствовал, что теперь готов ко всему, могу снести все, что будущее готовило мне».

Но, видимо, трудности и треволнения сказались на здоровье Муры, и доносить ребенка она не смогла.

Заговор Локкарта был раскрыт в августе 1918 года. . Чекисты, ворвавшиеся в квартиру Локкарта, застали там вполне мирную картину: вазы с фруктами и цветами, вино и бисквитный торт в гостиной, красивая женщина – Мура - в спальне дипломата. Локкарта и Муру арестовали. На первом допросе Мура отрицала близость к Локкарту, и тогда чекист Петерс показал ей фотографии, где она запечатлена в постели с Локкартом. Она впервые в жизни потеряла сознание. Петерс вылил ей на голову графин воды. Локкарт просидел в тюрьме около месяца. Петерс соблазнял Локкарта перспективой работы на советскую власть, что давало бы ему возможность остаться в России с Мурой. Но Локкарт остался верен своей родине. Неведомым образом Муру выпустили раньше, и она приходила его навещать. Локкарт понимал, что если выйдет, то немедленно придется уехать из России.

В это время в Лондоне арестовали российского представителя Литвинова, и Локкарта было решено обменять. Ему дали два дня на сборы. Мура восприняла известие об отъезде Локкарта с русским фатализмом. Она понимала, что другого выхода нет. Однако они с Мурой договорились, что встретятся в Швеции и пробудут там до тех пор, пока Мура не получит развод от мужа, а он – от жены.

Когда поезд увез Локкарта, Муре некуда и не к кому было идти в Москве. Она уехала а Петроград, где ее приютили знакомые. Она начала задумываться о заработке, а пока меняла на продовольственные карточки остатки своих вещей. Однажды она обменяла свою муфту на карточки, которые оказались фальшивыми, и ее арестовали. За это ей пришлось отсидеть в тюрьме около месяца вместе с уголовниками. Вмешательство Петерса помогло освобождению. Мура получила от Локкарта несколько писем, после чего письма приходить перестали. Она писала ему, но ответа не было. Для Локкарта роман с Мурой оказался романтическим приключением, он вернулся к жене и трезво оценил, что у его отношений с Мурой будущего нет. Через два года от него наконец пришло холодное письмо о том, что у него родился сын. Мура написала прощальное письмо, но, не смотря на это, все еще продолжала верить, что это не конец их отношениям. И не ошиблась, хотя никогда уже больше Локкарт не испытывал к Муре страсти. Они встретились через много лет в Лондоне и снова стали приятелями и сотрудниками. Но в тот момент она приобрела опыт брошенной женщины, это глубоко ранило ее, единственный раз в жизни она не добилась желаемого.

В апреле 1919 года Иоанн Бенкендорф был убит в окрестностях своего имения при загадочных обстоятельствах. Мура стала вдовой.

С Горьким

Мура обладала живучестью, но «не погибнуть» для нее означало не просто выжить, а не опуститься на дно, где нет красивой жизни, как она ее понимала - с книгами, музыкой, теплой одеждой, интересными беседами. Многие растерявшиеся женщины ее круга в Париже и Берлине мыли полы, шили шляпы и выносили горшки в госпиталях. Но Мура решила карабкаться наверх, приняла ответственность за себя и свои поступки. Она поняла, что больше никто не даст ей просто так содержание, квартиру, новое платье. У нее был недюжинный своеобразный ум, воля к жизни и здоровье. И ей хотелось жить, а не выживать.

В поисках работы Мура обратилась к К.Чуковскому, который сначала предоставил ей какую-то конторскую работу, а потом привел в дом А.М.Горького, жившего в огромной квартире на Кронверкском проспекте. Там находились многочисленные родственники, друзья и приживалы, без конца приходили гости. Горького сразу привлекла Мура, между ними установились очень доверительные отношения, и Мура переехала в его квартиру.

Вокруг Горького большинство женщин были самостоятельными, женщинами нового времени, они не хотели жить в отраженном свете мужчин. Мура как будто ничего не ждала от Горького и не требовала – ни чтобы он ее спас, ни чтобы защитил. Рядом с другими женщинами Мура неизменно оказывалась и привлекательнее и интереснее остальных. Женщины влюблялись в нее с первого взгляда, а мужчины спрашивали о ней и разговаривали о ней, делая вид, будто не так уж она их и заинтересовала. Мура не спрашивала разрешения, когда хотела куда-то поехать или пойти, не давала отчета, где бывала – так она поставила себя перед Горьким. Вскоре она незаметно стала играть роль хозяйки в этом доме. Она выполняла в нем обязанности секретаря и распорядительницы. Жизнь у Горького была насыщенной и интересной. В его доме Мура встречалась с талантливыми людьми, артистами, писателями, политиками.

Горький пригласил писателя Герберта Уэллса погостить в Петрограде. Он приехал со своим сыном. В течение недели ей удалось завладеть чувствами Уэллса. Но с первых минут их встречи она уже мифологизировала свою жизнь. Мура тут же выдала выдумку о том, будто они были знакомы раньше - оказались на одном званом обеде в Петербурге в 1914 году, и что она дважды была замужем.

 

В 1920-м ей было 27 лет. Она была в старом плаще цвета хаки, какие носили в британской армии, и в черном поношенном платье, ее единственный головной убор представлял собою не что иное, как черный скрученный чулок, и однако она была великолепна. Она засунула руки в карманы плаща и, похоже, не просто бросала вызов миру, но была готова командовать им. Уэллс утверждает, что перед отъездом умолил ее: она бесшумно проскользнула через набитые людьми горьковские апартаменты и оказалась в его объятиях. Но была ли тогда между ними близость в действительности, никто не знает.

К концу 1920-го года Горький решил по состоянию здоровья уехать за границу. Мура подумывала о том, что ей тоже придется вернуться в Эстонию к детям. Официально этого сделать было нельзя, и она решила пересечь границу нелегально. Муру задержали и вновь посадили в тюрьму, откуда ее вызволил на этот раз Горький. С его же помощью Мура получила официальное разрешение уехать за рубеж. Горький уехал в Германию, Мура – в Эстонию.

Дочь вспоминает, как поначалу отнеслась к Муре как к совершенно чужой женщине, но потом Мура благодаря своему обаянию сблизилась с детьми, хотя не слишком ими занималась. Даже дети чувствовали, что Муру окружает ореол таинственности. Обычно она долго валялась в постели, ожидая от всего семейства постоянного внимания и заботы. Немецкая родня не одобряла отношений Муры с теми, кого они считали врагами страны. Муру вызвали на «дворянский суд чести», но признали не виноватой в сотрудничестве с коммунистами.

Мура вовсе не собиралась запирать себя в деревне с детьми навсегда. Горький не оставлял Муру и в Эстонии. Он перевел ей деньги. Но для того, чтобы воссоединиться с Горьким в Европе, Муре нужен был паспорт. Замужество с эстонским гражданином в этом смысле было выходом. Знакомый юрист нашел для нее подходящую партию – барона Будберга. Это был легкомысленный молодой человек, ни к чему не приспособленный. Он играл в азартные игры, делал долги и мечтал улизнуть от своих кредиторов за границу. Мура оплатила его долги. Затем они должны были выехать в Берлин. Но этот брак Мура не планировала сохранять долго, она хотела побыстрее развестись в Берлине и воссоединиться с Горьким. Через несколько лет они действительно развелись, и Будберг уехал в Южную Америку.

В Германии Горький недвусмысленно объяснил ей, что хочет видеть ее в качестве постоянной спутницы и готов обеспечивать также и ее детей. Мура тоже была привязана к Горькому, она стала заправлять новым домом Горького в Германии, а затем в Италии на вилле «Иль Сорито», также выполняла обязанности литературного агента Горького. Ее руки изумительной формы были всегда в чернильных пятнах, драгоценностей она не носила, лишь на запястье мужские часы. Она отрастила волосы и носила узел на затылке, из которого на щеки выпадали пряди, ходила без шляпы, что тогда было новостью, чуть подводила глаза, лицо сияло миром и покоем. Фигура была элегантна даже в простых платьях, хотя Мура не отличалась опрятностью. В ее лице с высокими скулами и далеко поставленными друг от друга глазами было что-то жесткое, несмотря на кошачью улыбку.

В это время она часто беседовала по душам с Ходасевичем, который жил у Горького вместе с Ниной Берберовой. Однажды Мура сказала всем, что едет к детям в Эстонию. Из Таллина приходили письма от нее. Берберова же вдруг увидела Муру в Берлине под руку с высоким блондином. Нина сказала Ходасевичу об этом. Ходасевич ответил: все возможно, когда дело касается Муры. За стенами горьковского дома у нее идет сложная и беспокойная жизнь, о которой она умалчивает. В одну из своих поездок в Англию Мура разыскала Локкарта и встретилась с ним. Они поговорили о прошлом, Мура поняла, что ему нет возврата. Но Мура стала информатором. Локкарта, который к этому времени сделал стремительную карьеру журналиста. С этих пор они встречались регулярно.

С Уэллсом

К 1927 году Мура возобновила знакомство с Уэллсом.

Многочисленные романы и любовные связи Уэллса были в Лондоне притчей во языцех. Уэллс вообще был очень чувственным человеком. Он постоянно нуждался в новых источниках творческой энергии, стимулах и впечатлениях. Одним из таких источников становились для него новые любовные увлечения. Недостатка в женщинах, желающих разделить с ним досуг, он не испытывал никогда.

 

Герберт Уэллс был далеко не красавец - невысокого роста, коренастый, с короткими руками и ногами. На лице выделялись обвислые усы, густые брови и проницательные голубые глаза. Он очень стеснялся своего тонкого, высокого голоса. Эгоистичный, раздражительный, вспыльчивый, Уэллс порой выводил из себя своих друзей, но чаще они приходили в восторг от общения с ним. Один из биографов писателя утверждал: «Несмотря на все его недостатки, его невозможно было не любить. Он обладал удивительным чувством юмора и бывал просто обворожительным. Все это подтвердили бы многие женщины». Был ли он идеальным мужчиной? Нет. Но все равно его любили до самой глубокой старости.

В 1933 году Горький вернулся из Европы в Россию. Он решил, что должен жить там, где живет его читатель, тем более, что в Европе тиражи его книг начали падать. Мура поехала с Уэллсом в Дубровник, потом в Австрию, затем она отделалась от Уэллса под каким-то предлогом и успела перехватить Горького по дороге в Россию в Стамбуле, чтобы с ним проститься. Уэллс хотел жить с Мурой в одном доме, жениться на ней, но она все отшучивалась. Однажды они инсценировали свадьбу для знакомых и сильно повеселились. Мура хотела сохранить свою самостоятельность, свою личность, а Уэллс требовал от женщины подчинения.

И вот когда Уэллс вновь собирался в Россию, Мура уверила его, что ей там появляться нельзя, учитывая то, что о ней существует там мнение как о шпионке в связи с делом Локкарта. В Москве выяснилось, что она обманывала его. Доверие Уэллса дало трещину, и тем не менее он не мог расстаться с Мурой. Но он больше не мог быть счастлив с ней, как прежде. Много раз он пытался порвать с Мурой, но она не хотела уходить, а он не мог решительно выгнать ее. Уэллс поделился своими переживаниями со старой знакомой, и она ответила: «Мы все обманываем. Мы вас обманываем так же, как вынуждены обманывать своих детей. Не оттого, что мы вас не любим, но оттого, что вы существа деспотичные и не позволили бы нам шагу ступить, если бы мы обо всем вам докладывали». – «Мы все лжем, - сказал Уэллс. - Сами наши представления о себе таковы, что защищают нас и возмещают то, чего нам недостает. И все же, дорогая моя, разве эти женские обманы всегда ради блага мужчины?» Они оба понимали, что это не так.

Отношения между современными мужчиной и женщиной вообще были сложны, думал Уэллс, но в данном случае они еще осложнены глубоким различием между причудливым русским мышлением, способным вычеркнуть из памяти все, что ему неприятно, и образом мысли человека, привыкшего к мышлению упорядоченному.
Когда близкий друг Уэллса, английский писатель Соммерсет Моэм спросил Муру, как она может любить Уэллса, этого толстого и очень вспыльчивого человека, она со свойственным ей остроумием ответила: «Его невозможно не любить - он пахнет медом».

А Уэллс писал о Муре: «Мура — та женщина, которую я действительно люблю. Я люблю ее голос, само ее присутствие, ее силу и ее слабости. Я радуюсь всякий раз, когда она приходит ко мне. Я люблю ее больше всего на свете. При такой любви все, что во благо, и все, что во зло, в крайнем случае интересно, но самое главное, глубинное — моя любовь к Муре — все равно неизменно. Мура мой самый близкий человек. Даже когда в досаде на нее я позволяю себе изменить ей или когда она дурно со мной обошлась и я сержусь на нее и плачу ей тем же, она все равно мне всех милей. И так и будет до самой смерти. Нет мне спасения от ее улыбки и голоса, от вспышек благородства и чарующей нежности, как нет мне спасения от моего диабета и эмфиземы легких. Моя поджелудочная железа не такова, как ей положено быть; вот и Мура тоже. И та и другая — мои неотъемлемые части, и ничего тут не поделаешь».

«Железная женщина»

Во второй половине 30-х годов Мура постоянно жила в Лондоне. Там же теперь училась ее дочь Таня. Дочь вспоминает, как вынуждена была узнать об эксцентричном прошлом и настоящем своей матери. Мура была ревнива ко всему, что касалось ее личных связей. Ее таинственность и скрытность во всем доходила иногда до абсурда. Мура требовала от дочери покрывать ее выдумки. Таня просила объяснений, но в ответ раздавались возмущенные протесты. В глазах Муры все средства были оправданы, если помогали создать желаемый образ. Больше, чем надвигающийся фашизм, Муру интересовало, узнает ли А, что она была с Б. Таня повзрослела и больше не позволяла матери манипулировать собой.

В 1936 Мура очередной раз приехала в Москву и застала Горького при смерти. На похоронах Горького она стояла рядом со Сталиным. Смерть Горького изменила ее планы на будущее. Она связала свою жизнь с Уэллсом, но замуж за него так и не вышла, они жили в разных домах, хотя проводили много времени вместе.

Через 10 лет умер Уэллс. Мура вошла в мир кино и стала консультантом известных режиссеров.

Когда Муре исполнилось 60, она стала мало и медленно двигаться, говорила низким голосом, никогда ни о чем не спорила. Под рукой у нее всегда была немодная, но прочная огромная черная сумка с большим замком, где лежали книги, письма, лекарства и флакон с крепким спиртным напитком, который был не менее нужен ей, чем лекарство, носила широкие длинные юбки и тяжелые ожерелья.

Мура - одна из тех женщин, которая не потерялась в том времени, в котором ей пришлось жить, благодаря каждодневной борьбе. Она была приготовлена всем своим воспитанием совсем к другой жизни – легкой и сытой, праздной и бессмысленной. Она не цеплялась за свое прошлое, не притворялась бессильной, не оправдывала свою беспомощность женской слабостью. Она была, по выражению Горького, «железной женщиной», и при этом оставалась женственной. Русская женщина вообще отличается тем, что хочет быть слабой и нежной, но никогда такой быть не может. Российская жизнь всегда ставит ее в такую ситуацию, что ей поневоле приходится быть сильной.
Испытывала ли Мура угрызения совести за свои выдумки? Кто знает! Зато на закате дней она не скрывала ни своего возраста, ни своего веса, ни пристрастия к алкоголю. Она была такой, какой хотела быть сама. И до конца дней жила ради самой.