Журналисты, которых я сопровождал, были телевизионщиками. Для снимаемого ими сюжета, не требовалось пространное и подробное интервью. То, что сегодня мы предлагаем вниманию читателей нашего сайта, является изложением черновой видеозаписи интервью с Н. А. Замотаевой, никогда и нигде ранее не публиковавшегося. Небольшой отрывок из него был показан по российскому телевидению за полчаса до начала трансляции церемонии открытия Олимпийских игр в Пекине. Но Нины Алексеевны уже с нами не было. Она умерла 18 апреля 2008 года, на 84 году жизни. Таким образом, эта беседа стала единственным и последним интервью старейшей русской жительницы Шанхая, которая еще как-то связывала нас, «русских шанхайцев» с той, окончательно ставшей историей, первой волной восточной ветви русской эмиграции.

Нина Замотаева: Я могу говорить только о той волне, которая была в Кульдже. Помню, что первое время все не очень обустраивались, не очень обзаводились мебелью или вещами. Все ждали, что мы скоро вернемся домой. Надеялись на Францию, на Америку или на кого-то ещё, что большевиков прогонят, и мы вернемся домой. Лишь годы спустя многие стали обзаводиться домами, садами, лошадьми, коровами. Инженеры строили мосты через реки, дома строили. Художники рисовали. Колбасники были всякие. Не очень много было интеллигентов, зато очень много было крестьян. Вокруг города были большие поселения русских крестьян, бежавших из России. На вид крестьяне были не богатые, не кулаки. Я не знаю, почему они бежали, вероятно, из-за голода. Не одно, а много русских крестьянских поселений было в районе Кульджи. Было немало и русских пасек. Многие из этих крестьян после 1949 года через Шанхай уезжали за границу. Тут была такая американская организация – ИРА. Через эту американскую организацию и уезжали, главным образом в Канаду и Австралию. Многие из них и в этих странах продолжали работать на земле.

Земля в Синьцзяне очень плодородная, там сухую палку воткнуть в землю, и она зацветёт. Вот какая там земля! Никаких удобрений там никто никогда не знал. Как русская семья там поселится, около речки построит себе мельницу, начинает молоть муку, построит дом, и живет, сеет хлеб, или разводит огород. Никому до них нет дела. Никаких налогов, никаких законов – ничего! Живи себе на свободе, как хочешь. Хочешь сеять – сей. Есть свободное поле – разводи огород. Там где ты посеял – то и твоё. Собирай урожай! Никаких законов, поборов…. Вот так жили! Никаких паспортов! На домах даже номеров не было. Такая вот земля обетованная! И все жили на такой свободе. Ну и, конечно, когда эту свободу отняли, они и уехали. Все жили очень привольно. В городе уже у всех свои дома, прислуга была. Прямо как у помещиков в России.

Н. З.: Нет, ни разу. Вы не первый удивляетесь моему языку. К нам в университет приезжало много советских специалистов. Говоря со мной, они удивлялись тому, как я хорошо говорю по-русски. Я им обычно отвечала: я же русская, я училась в русской гимназии, я должна хорошо знать русский язык.

Вы родились в семье русских эмигрантов, а замуж вышли за китайца. Почему вы выбрали именно его? Вера Васильевна Замотаева и русские преподаватели Шанхайского института иностранных языков

Н. З.: Подходящих женихов у меня было немало, но я выбрала именно его. Он был высокий, интересной наружности, культурный, воспитанный немного на американский манер. В Китае тогда было увлечение Америкой. Она была не такая как сейчас, она была гораздо культурнее. Он хорошо знал английский, окончил финансово-экономический факультет. Он учился в очень известных ВУЗах Шанхая, Тяньцзиня. Я же была совсем молодая.

 

Почему я так торопилась выйти замуж? Папу арестовали, потом он умер. Мы остались с мамочкой вдвоём. Жить нам стало очень трудно. Что дальше делать? Замужество казалось хорошим выходом из положения.

 

Мой муж сначала служил в Урумчах, потом из Урумчи мы поехали в Пекин, а из Пекина в 1949 году, в год Освобождения, приехали в Шанхай. К 1949 году русских в Шанхае оставалось очень мало. Все разъехались по заграницам. Но здесь ещё оставалась последняя русская газета «Новости Дня». Кажется, она была просоветская. Издателем газеты был Чиликин, а ее редактором — Дроздов. Мамочку пригласили на должность корректора, и Дроздов, когда газета уже закрывалась, сказал что за все годы своего существования, у газеты никогда не было такого хорошего корректора.

 

И правда, я в своей жизни не встречала человека, который знал бы русский язык так же хорошо, как моя мама. Итак, газета закрылась в 1950 году. В том же году в Шанхае открылся так называемый Революционный университет («Гэда»), в котором собирались преподавать русский язык. Под этим названием он просуществовал только один год. Туда на работу пригласили нескольких русских преподавателей. Всего их было 4 или 5 человек. В их числе оказалась и моя мама. Она начала работать в 1950-м году. В следующем 1951 году руководство попросило её подготовить группу русских учителей для преподавания в этом университете. За три месяца мама подготовила двадцать или тридцать русских преподавателей.

 

В то время в Шанхае ещё оставалась группа русских безработных эмигрантов. Многие из них ждали заграничной визы. Они согласились работать в университете. Конечно, все они были образованными людьми, но положа руку на сердце, кто из нас в подробностях помнит русскую грамматику? Поэтому нужно было им её напомнить. И вот за три месяца мама подготовила эту первую группу. Через некоторое время в Шанхае открылся Институт русского языка. Советский Союз, который был нашим «глубокоуважаемым страшим братом», собирался прислать сюда большую армию специалистов. Для строительства нового Китая надо было срочно подготовить много переводчиков.

Я же поступила на работу в тот же университет в 1951 году в качестве преподавателя русского языка. Наш факультет готовил переводчиков и преподавателей. Я пошла туда работать, хотя у меня дети были еще очень маленькими. У меня было трое детей. Две дочери и сын. Сын умер в позапрошлом году от рака. Первый учебник русского языка для факультета составила моя мама. Когда появился факультет русского языка, она его и возглавила. Ей тогда было около 50 лет. Я проработала там 41 год. На пенсию по возрасту меня не отпустили. Со мной договорились, что пенсия это пенсия, но я должна еще поработать. Окончательно я оставила работу, когда мне было без малого 70 лет.

Н. З.: Лучше бы это осталось между нами. В Культурную революцию я 5 лет просидела в тюрьме. Я считаю, что я просидела там только за то, что я русская. Тогда все кто учился в Союзе, все кто общался с русскими, считались шпионами. А я мало того что русская, но еще и хлопотала о получении визы чтобы уехать в Союз. Ведь мы уже получили к тому времени китайские загранпаспорта, у нас уже были на руках все документы, чтобы получить советские визы, но в консульстве нам сказали, что нам нужно сначала получить разрешения на выезд у китайского правительства, а потом уже хлопотать о въезде в СССР.

Н. З.: Да. Сначала все русские не имели подданства. Когда мы жили в Синьцзяне, у нас были какие-то документы, но новое «народное» правительство их не признавало. Муж сказал, что раз уж мы живем в Китае, то мне лучше взять китайское гражданство. Когда консульство закрывалось, консулом был Турчак. Вот я к нему и обращалась. А поскольку я была русская, да еще и встречалась с консулом, поэтому считалось, что я чуть ли не с детства подготовленная советская шпионка. Когда я оказалась в заключении, мне говорили, что я еще должна быть им благодарна, так как пользуюсь большими льготами, поскольку мне одной предоставили в тюрьме отдельное помещение.

Н. З.: Поначалу он спрашивал меня, что ты собираешься там делать? Я отвечала, что буду преподавать китайский или русский язык.

Н. З.: Да. Многие из его друзей были за границей. Кто в Америке, кто во Франции, кто в Англии учились. Он за границей не учился, но всё его окружение, друзья — были европеизированные китайцы. Поэтому под их влиянием, да под влиянием западного кино, он по своему характеру, по натуре стал скорее европейцем, чем китайцем. Когда мы поженились, то главным образом общались с русскими. У нас было много русских друзей, к нам приходили гости, и он очень привык к русскому обществу, считал, что русские люди добрые, хорошие и веселые. Он любил русское общество. Наши старые русские друзья тоже его любили. Сейчас большинство из них уже умерли, но когда я получала от них письма, то они всегда передавали ему сердечный привет. Поэтому он нисколько не был против того, чтобы ехать. Он только немножко боялся, что ему нечем будет заняться в Союзе. Но мы его утешали. В то время мамочка еще могла работать, я могла работать, дети подрастали. Сын мне говорил: — Я поеду на Север работать, а вы будете жить где-нибудь в городе, я буду присылать вам деньги. На Севере в те годы платили немало.

Н. З.: Я считаю себя большой патриоткой. Когда был Советский Союз, мне очень нравились советские патриотические песни: «Широка страна моя родная», «Гимн Советского Союза». Боже, как он мне нравился! «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь...». У меня было 300 пластинок советских с песнями Шульженко, Утесова… Я не буду перечислять. Вы их все, наверное, знаете.

 

Я непрерывно читала советскую литературу, газеты и журналы. В годы работы в университете я выписывала «Работницу», «Крестьянку», «Крокодил», а когда началась полемика между партиями, началась борьба с ревизионизмом, я выписывала журнал «Коммунист». Когда Советский Союз и Китай рассорились, на советскую печать запрета не было, но были такие цены, которые невозможно было осилить. Сейчас здесь снова можно покупать иностранные книги, и многие мои старые студенты и аспиранты привозят мне какие-нибудь книги. А когда внук мой приезжает из России, он мне привозит целую пачку газет. «Аргументы и Факты» — это целая книжка, и мне хватает надолго, тем более у меня сейчас плохое зрение, но я не бросаю дело на середине. Если уж я начала читать, то читаю от корки до корки. Мама Нины Алексеевны Вера Васильевна Замотаева

Я смотрю иногда русские фильмы на дисках. Вот, например, сегодня я смотрела «Войну и Мир». Правда, ее не русские, а американцы экранизировали. Но там есть русские актеры. Сказать честно, это фильм мне не очень понравился. Но вот из последнего увиденного, мне очень понравился фильм «Восток-Запад». Это фильм о том, как один русский эмигрант с женой-француженкой вернулся к себе на родину. Фильм поставлен очень хорошо! А так, мне современные российские фильмы не очень нравятся. Может я не видела хороших? Всё какие-то пьянки, какие-то бандиты, очень грубая речь, ругательства неприличные… Я не привыкла к этому. Китайское кино тоже очень примитивное. Хороших артистов не много. Когда в фильме играют хорошие артисты, я смотрю. Сейчас я увлеклась корейскими фильмами. Они спокойные, жизненные. Американские фильмы я не люблю из-за шума и гама. Все у них свистит, шумит, гудит, сплошные взрывы, драки и убийства.

Н. З.: Если бы они не бежали, мой папа не остался бы жив. И меня бы не было. Это был единственный, наверное, способ выжить.

Н. З.: А куда я поеду с мужем китайцем?

Н. З.: Мы же тогда жили в Кульдже. Оттуда они никуда не могли уехать Папу там и арестовали, и увезли в Советский Союз. Там он и погиб.

Н. З.: Я помню Сергея Ефимовича Сараницкого, который преподавал в нашей гимназии уроки словесности. Его жена была очень хорошей скрипачкой, у неё была дочка Лена. Ещё у нас были знакомые Куприяновы. У них был чудесный альбом с фотографиями. Я всегда заглядывалась на их снимки. Когда мы собирались вместе встречать Новый год, или отмечать чьи-нибудь именины всегда собиралось целое общество, очень дружное, очень хорошее. Мы вместе пели старинные песни, например, «Молись, кунак!». У моей мамы был очень хороший голос, но пела она, главным образом, в церковном хоре. Иногда ей давали гитару, и просили что-нибудь спеть. Тогда она пела романсы. Ещё я знала несколько офицеров, которые потом застрелились.

Н. З.: Наверное, из-за тоски по Родине. Не всем дано и не все могли её пережить.

 

Вопросы задавал Кирилл Челяпов.
Организация интервью и подготовка его к публикации Михаил Дроздов (РКШ)