Канны кажутся сном: красивым, ярким, полным запаха моря и соленых брызг, но – сном. Отсюда, из Парижа, пыльного, серого и холодного, кажется, что та сентябрьская неделя была просто придумана воспаленным моим воображением.

Впрочем, я попробую описать этот сон, насколько это возможно для меня сейчас, спустя почти два с половиной месяца…

Предисловие

Почему-то хочется назвать его прелюдией. Хотя на самом деле это был ад. Надо было все закупать, снаряжение, продукты – палатки, а все это было свалено на одну Катю Соложенко.

В итоге, к делу подключились другие участники лагеря и рядовые прихожане: я, например, закупила бумажную посуду, а Дима Тимошенко привез на машине тюки с палатками и спальными мешками. Ольга Погодина, директор нашего лагеря, все взяла в свои красивые, но строгие руки, и дело пошло быстрее. Наташа, наш кулинарный гений, составила меню для всей лагерной недели. И даже приготовила многокилограммовые упаковки с икрой из оливок. Это было дико вкусно, хотя узнали мы об этом уже под конец смены… Но не будем спешить. Все по порядку.

Бедные, бледные парижане…

Это мы с Марусей. Не были на море уже три года. Замученные нашей безумной эмиграцией во Францию, мы считали дни и часы до Канн. И вот наконец-то мы просыпаемся в очередном отеле на окраине Парижа и мчимся на Лионский вокзал. Было это, помню как сейчас, 6 сентября 2010 года, в 7 часов утра…

Невыспанные – спали от силы 3-4 часа, тащим гигантский чемодан. На вокзале нас встретила бледная толпа таких же сонных участников лагеря. На земле высилась пирамида из палаток и спальных мешков – их предстояло взять с собой. За минуту до отправления поезда оказалось, что стоим мы не на той платформе. С дикими криками мы помчались на другую платформу, которая была на другом конце вокзала. И успели-таки вскочить в последний вагон… Поезд тронулся. И все немедленно заснули.

Первый день

Маруся проснулась и закричала на весь вагон: «Хочу есть, мама! Умираю от голода!» Семинаристы Антоний и Даниил, которые сидели сзади нас, прослезились и поделились йогуртами. Тем временем за окнами проплывали чудные пейзажи. Сан-Рафаэль, море, пальмы и песок. Это было как в кино.

А вот и Канны. Мы выгружаемся на теплую благодарную каннскую землю. + 28 градусов. Теплые свитера и джинсы явно не к месту. Хочется немедленно босиком промчаться до моря и остаться там, в воде, навсегда…

Встречает нас наш друг и соратник – отец Антоний Одайский – похорошевший, загорелый. А что - он же сам из Ялты, а Канны - это наша Ялта и есть. Единственное место, где растут одновременно и пальмы, и сосны, и море плещется. И в воздухе витают такие сосново-пальмовые морские запахи. Загрузив багаж в машину Антона, налегке выходим на набережную Круазет. Проходим мимо Дворца фестивалей – ну, Дом культуры, только побольше. И лестница, как у московского киноцентра «Пушкинский». Мимо проходит величественная старушка в парео. Несет голову прямо и с достоинством. И я понимаю, что это красивое благородное лицо мне очень знакомо. Это была Катрин Денев. Проплыла мимо ресторана, села за столик и закурила…

Так, несколько ошалев, мы доходим до храма св. Архангела Михаила, где нас встретили Ефросинья – девочка 3 лет, дочь настоятеля храма отца Максима и матушка Вера. Прямо за летней кухней, во дворе прихода, располагалась бамбуковая роща, где нам предстояло разбить кемпинг. И счастливо прожить ЦЕЛУЮ неделю.

Церковь Архангела Михаила в Каннах

Итак. Что она из себя представляет. Невероятной, невозможной красоты храм. Воздушный, украшенный каменными кружевами, ночью он подсвечивается голубоватым светом, и тогда становится похожим на сказочный замок. Построен он, кстати, в конце 18 века, буквально за 8 месяцев.

Участок у прихода немалый. Просторный двор, посыпанный щебнем и галькой, с летней кухней и детским домиком для игрушек Ефросиньи, дом священника – 4-этажное внушительное здание. Он же гостевой дом. Соседняя вилла – она сдается в аренду французам (церковь платит налоги, это Франция, ничего не поделаешь), в общем – есть где развернуться. Ну, и наша родная бамбуковая рощица.

Безжалостно палило солнце. Где-то за поворотом, в минутах пяти ходьбы, плескалось море, манил к себе пляж набережной Круазет. А мы, вытирая пот с бледных лбов, стали ставить палатки… На мой робкий вопрос, нельзя ли быстренько сбегать искупаться, руководство лагеря грозно хмурило лбы и отвечало, что палатки – превыше всего.
Потом наступило время обеда. Долгого. После обеда – чаепитие. Долгое же. Потом – заседание. Мы обсуждали распорядок дня на завтра, порядок поведения на территории храма: не пить, громко не разговаривать, не давать повода никому ни для чего, ну и прочее. Чтобы жили тише воды, ниже травы. А то не дай Бог, кто-то увидит-услышит-узнает… (На этом месте моему недоумению не было предела. Ибо здесь собралась группа людей, глубоко верующих, дети священников, семинаристы и служители храма. Ну, максимум, чем мы могли нарушить покой – это только криками Маруси, ибо у нее от природы оперное сопрано. Это от дедушки. Он у нас певец.)

Как выяснилось из расписания, скорректированного отцом Антонием, дневное время у нас было посвящено послушанию. То бишь: кухня, уборка территории, помощь матушке Вере по хозяйству и прочее. Каким-то образом купание на море нигде не было вписано. Но без него нам не хотелось остаться и на рассвете, перед утренней службой, и после обеда, невзначай, но мы умудрялись-таки окунаться в море. Слава Богу, до него было минуты 3-4 тихим шагом…

Тем временем надвигался тихий вечер. Диакон Антоний и отец Максим устроили нам экскурсию по Каннскому побережью. Легендарная набережная, яхты, прибрежное казино, и - напротив острова, где раньше томился узник замка Иф, стоял крест. Христианский. Установили недавно. Сразу после фразы отца Максима, что не хватает христианского креста на этом месте… На следующий день он уже стоял. Мистика…

Про отца Максима

Мы устанавливали палатки. Вернее, устанавливала их мужская часть лагеря – семинаристы Антон и Даниил и ребята из миланского прихода - Павел Макар с другом Виталием. Кстати, нашу с Маней палатку по моей нижайшей просьбе установили на пригорке. И когда на следующий день начался ливень, ураган и потоп, она оказалась не затопленной…

А я пока без дела слонялась по участку, делая вид, что подметаю мусор и высохшие ветки. И тут с небес спустился Ангел и подошел к Кате Соложенко. Ангел имел ярко-голубые пронзительные глаза и одет был в длинное одеяние из бледно-голубого ситца. Крыльев было не видно, но свет от него шел такой нестерпимый, что я встала вдали и щурилась. Пытаясь его разглядеть. Красивый Ангел оказался настоятелем каннского прихода отцом Максимом. Отец Максим говорил тихим голосом. Четко произнеся слова.
Все в него немедленно влюбились.

Первое купание на море

Состоялось оно во время экскурсии по городу. Вечерело. Надвигались сумерки, подул холодный ветер, и мы наконец-то доползли до пустынного пляжа. Окунулись в студеные волны, немедленно замерзли, и, яростно растирая телеса полотенцем, быстро оделись. На горизонте розовел закат. Было дико жалко прошедшего жаркого дня, солнца, который мы провели в тени под навесом. И я поняла, что надо что-то делать.

На следующий день я проснулась в 7 утра. Решительно завернула сонную Марусю под мышку, и помчалась на море. Светало, солнце еще не встало. Пляж был по-прежнему пустынен, а вода теплая, как парное молоко. С радостным воплем я бросилась в соленую воду. Сонная Маня лепила в песке куличи… Но к 8 утра надо было возвращаться – на утреннюю молитву. Распорядок дня нарушать нельзя.

Вселенский потоп

После утренней службы – экскурсия в крипте храма, где похоронены все оставшиеся в живых после революции прямые потомки семьи Романовых. На стенах крипты развешаны георгиевские знамена, эмблемы, реликвии бывшей царской армии. Мы помолились, совершли литию о погибших героях… А потом – опять послушания: поливка цветов, вскапывание ямы для щебня, готовка завтрака, а потом – обеда, потом - совещания, обсуждения вопросов, уже не помню – каких, закупка продуктов…

Когда пришла моя очередь готовить, я решила, что все гениальное просто. Наконец-то появилась возможность поэкспериментировать с рецептами. После нескольких лет жизни в отелях дико захотелось готовить. И только шедевры. Раскопала на сайте «Коммерсант.ру» рубрику «Еда с Зиминым», там – рецепт чечевицы с горгонзолой. Сыр нашелся только рокфор – я имею в виду из голубовато-плесневых. Пришлось купить красный лук – у белого не тот аромат. И вот в отварную чечевицу бросается ломтями рокфор, размешивается деревянной лопаточкой – и по кухне плывет тяжелый запах тающей плесени… А Даниил Набережный, наш любимый артист-семинарист, готовил борщ и ризотто с лососем с шутками, прибаутками. В этом помогал ему практически весь лагерь. Благодарные зрители, они же едоки, аплодировали…

Купались в тот день опять только вечером. На закате, опять холодные волны, опять солнце село, и мы как приехали бледно-серыми, таковыми и остались… Днем - работа под навесом и в тени. Зато в следующие мы с лихвой наверстали эти потери первых дней (пляжные, я имею в виду), и совершали рывки на море при первом удобном случае. И никакое расписание нас, увы, не удерживало в порыве набрать немного солнца перед долгим парижским демисезоньем…

А тем временем прогноз погоды обещает дожди и сильные ветры. Ложимся с Марусей в палатку, закутанные в свитера и обутые в сапоги заранее. Вся полянка с палатками долго кряхтит, сопит, бормочет и переговаривается. Тревожно засыпаем… Ночью будит барабанный бой по перепонкам. Палатку бьет град величиной с голубиное яйцо, потом яростный ливень, который буквально пригибает крышу из парусного шелка к земле. Маня спит как убитая, тихо сопит. Ну, думаю, тоже буду спать – закрываю голову подушками. И пытаюсь заснуть. Не тут-то было. Практически все высыпали из затопленных палаток, пытаясь спасти хоть какие-нибудь сухие вещи. Бегут в приходской дом, по дороге оглушая нашу палатку дикими криками: «Вставайте, потоп!!! Спасайтесь!»

Я тихо пытаюсь отвечать – мол, мы спим, не будите. Но Маня все же проснулась и горько заплакала. Пришлось отнести ее в дом – ей стало страшно среди криков и воплей.
Уложила ее в спальный мешок на диване и ушла обратно в палатку – досыпать.
….
На следующее утро все сушили одежду на солнце. Ливень затопил всю полянку, разметал горку из щебня, пришлось все начинать сначала: убирать территорию, копать яму, подметать дорожки… Резко похолодало, и в сырых палатках было не согреться. Все перенесли вещи в приходской дом: больше в палатках мы уже не ночевали…

Местный приход

Каннский приход, конечно же, несколько своеобразен. Во-первых, Канны – курортный городок, поэтому разница между нами примерно такая же, как между жителями Ялты-Сочи и московско-питерской интеллигенцией. На службу приезжают загорелые прихожанки в джипах и очках от Hermes. Иногда в углу тихо стоят бритоголовые ребятки в золотых цепях. Изящные, худые в жемчугах старушки с прямыми спинами – остатки первой эмиграции. Каннский приход только-только начинает возрождаться, вот только с приходом к ним дьякона Антония начались лекции на духовные темы и чаепития после службы… Детей мало, ведут себя свободно. По сравнению с ними Маруся – просто идеальная послушница. Маня тихо крестится, причащается и шепотом просит разрешения поиграть с Ефросиньей. Я разрешаю, она тихо уходит ...

Немного о нас

Из Милана приехали алтарник Виталий и звонарь, племянник настоятеля миланского православного прихода Павел Макар. Ирина Гудкова – дочь настоятеля медонского прихода, отца Михаила и матушки Веры. Матушка Вера родилась в Китае, в Харбине, куда ее родители эмигрировали после революции, она из семьи потомственных художников, которые расписывали православные храмы Киева, Великого Новгорода и Александро-Невскую лавру… Отец Михаил родился в Париже, в семье потомственных кораблестроителей. Его родители познакомились в Нью-Йорке, где учились вместе в институте, а потом уехали в Париж. Отец Михаил стал настоятелем храма в Медоне, одном из оплотов «белой» эмиграции.

Помню, староста прихода, Ростислав Николаевич, рассказывал мне, как он покупал свою квартиру в Медоне. В агентстве его сразу предупредили, что напротив дома идет строительство, шум, скрежет… Ничего страшного, ответил Ростислав Николаевич. И надо было представить его изумление, когда в один прекрасный день он увидел из окна голубые купола православного храма… И вот уже 25 лет вход в его квартиру – в 10 метрах от церкви… Чудеса!

Его отец был гусаром, русским офицером, в Константинополе пробовал открыть русский ресторан и немедленно прогорел – вечно угощал своих друзей и с русских денег не брал принципиально. «Учись! – говорил он своему сыну.- Ты еще должен послужить России!» Ростислав Николаевич с отличием закончил и школу, стал военным летчиком. И уехал служить… На остров Мадагаскар… Грустно…

Поездка на остров святого Гонората и экскурсия в Ниццу

На остров святого Гонората мы выехали ранним утром. Как раз напротив Дворца Фестивалей – маленький порт-причал, и на паром мы все дружно загрузились, с детьми, колясками, велосипедами… Вспоминаются обломки древнего Леринского монастыря, монах – отец Жиль, похожий на персонажа средневекового фильма «Имя розы» с Шоном Коннери в главной роли (он играет францисканца в монастыре бенедиктинцев). Такой совершенно кинематографический персонаж, в сандалиях на босу ногу и суровым лицом голливудского актера…

Пока шла экскурсия по развалинам замка, отец Жиль рассказал нам историю перенесений мощей святого Гонората из Арля в Леринский монастырь, затем в Грас, и обратно в 1980 году. Монастырь дико красив – с местным вином и медом, с ангелами-сувенирами в монастырской лавке … Мощи святого хранятся в одном из северных приделов главной церкви аббатства. Наша молодежная группа с красивым пением отслужила молебен перед мощами святителя Гонората Арелатского.

В Ницце красивейший храм, и отец Максим провел нам экскурсию по Свято-Николаевскому собору, построенному в 1912 году на месте кончины Цесаревича Николая Александровича (1865). В Ницце также находится русское кладбище Кокад с захоронениями наших русских солдат, которые пали в Первой мировой войне… Кладбище устроено в 1867 году. Мы почтили память усопших литией.

Кстати, русских кладбищ во Франции очень много, и находятся они в идеальном состоянии – согласно договору, заключенному с нашим императором когда-то. Французы, надо сказать, люди слова…

И все-таки счастье улыбнулось нам…

Как ни странно, косвенно помог в этом наш Владыка Нестор. Его рукоположили в епископы, и по этому случаю, в субботу, все руководство лагеря в лице Кати и Ольги уехало в Париж на праздничную службу. Так же уехали и семинаристы. Бледные... И незагоревшие. В отличие от нас они были бесконечно заняты оргвопросами, и проводили на пляже не так много времени. А мы на целых 2 дня оказались на свободе… Что уж там скрывать, с этого момента все послушания мы выполняли исключительно после захода солнца, а до этого весь день проводили на пляже, на море, купаясь и загорая. Конечно же, после утренней службы и возвращаясь на вечернюю. Мы полной грудью вдохнули ветер свободы и ощутили, что мы все-таки на Лазурном побережье!

Кто-то сгорел на солнце и мазался сметаной, Маруся все время терялась в пляжных песках, отыскивая очередных русских и украинских детишек – французы уже сбежали, отдыхали в сентябре только русские. Прохожие тоже все были русские: знакомые до боли интонации, типа: «Вася, зачем нам брать Порш? Давай возьмем Ламборгини, Вася…»

Вечером мы с Валерией из Москвы встряхнулись, надели коктейльные платья, туфли на каблуках и пошли гулять по Круазет. Наткнулись на отель «Ритц» и вечеринку для яхт-клуба. Белозубые мужчины в смокингах, женщины с декольте и все в бриллиантах …
Подошли к охране. Нас строго спросили:
- Вы клиенты отеля «Ритц»?
- А как же! – возмутилась я. – Конечно!!!
И это была чистая правда: и в московском, и в египетском «Ритце» я регулярно жила как журналист, а в парижском просто пила кофе. Раньше… В той бывшей жизни…
Нас пропустили.

Мы с Лерой сделали пару фотографий на фоне фонтанов из шампанского, посмотрели на эти фарфоровые улыбки, пластмассовые лица…
- Пойдем отсюда, Лера, - сказала я через пару минут.
И мы немедленно ушли. Охрана недоуменно пожала плечами…
И, сняв каблуки, пошли по зыбучему песку купаться в ночном море…

И вот настал день отъезда…

Тот самый неизбежный день, которым все хорошее рано или поздно заканчивается… Мы грустно собрали оставшиеся палатки, спальные мешки – многие в спешке их забыли в лагере… В 7 утра в понедельник, 13 сентября, у нас был поезд в Париж. Мы уже были загоревшие слегка, накупавшиеся до тошноты. Но все равно – уезжать дико не хотелось. Все-таки одна неделя на море – это мало. Надо – ну, хотя бы две… Забрали напоследок свои свитки с пожеланиями в бамбуковых футлярах. Эта была идея диакона Антония, что-то вроде сувенира на память. В ствол бамбука закладывался лист бумаги с именем участника лагеря, и все желающие в течение лагерных дней могли написать ему то, что хотели. Наши с Марусей до сих пор стоят у меня на видном месте и напоминают, что не за горами Канны-2...

И вот – вокзал в Каннах

Зябкое утро. На нас в упор смотрит Жан Габен в авиационной шапке и машет замасленной перчаткой. Это – гигантский плакат при въезде на вокзал. Как оказалось, в одном фильме он сыграл машиниста. И вот теперь провожает нас, как живой. Мы говорим тебе до свидания, Жан! До скорой встречи в следующем, 2011 году!!!

P.S. И напоследок – хотелось бы выразить безмерную благодарность отцу Максиму и матушке Вере, и их дочери Ефросинье. За то, что они с таким терпением и родительским участием нас принимали, и терпели все беспокойства и хлопоты¸ с нами связанные. И отцу Антонию с матушкой Мириам – за их теплый прием, за их идею организации лагеря на территории каннского прихода. Низкий всем поклон!

Лариса Штейнман
Источник: http://www.chersonese.org